Дело Инютина…

28.11.2012

Обнинский суд рассматривает громкое дело. На скамье подсудимых — врач­-реаниматолог Николай Инютин. В этой роли он оказывается уже не первый раз. 8 лет назад он уже был осужден на три года за то, что брал деньги с родственников пациентов, которые оказались в реанимационном отделении. Теперь Инютина обвиняют в отказе принять больного в реанимацию.
Процесс только начался. Но уже вызвал большой общественный резонанс. Простые люди недоумевают, как больница допустила к работе в реанимации уже однажды осужденного врача. Коллеги говорят, что пациента, которому первоначально было отказано в реанимации, было не спасти. Следствие настаивает на справедливости обвинения. Мы дали слово тем, кто имеет непосредственное отношение к делу и самому Инютину.

Сложившаяся система

Я подписывал обвинительное заключение, направляя дело в суд. Так как я могу сомневаться в виновности Николая Инютина? Да, дело это резонансное, большой общественной значимости. И, с моей точки зрения, он вновь оказался на скамье подсудимых заслуженно.
Есть такое мнение, что дело Инютина — на грани между врачебной ошибкой и преднамеренным отказом в предоставлении помощи. Ведь отказ от госпитализации тоже можно трактовать как врачебную ошибку.
Подобные дела в нашей практике уже были. Например, в 2009 году мы возбуждали дело по той же статье 109 УК РФ — «причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения профессиональных обязанностей». Речь шла о гибели ребенка во время родов. Дело это было передано в Жуковский район по подследственности.
Приходилось слышать мнение, что к уголовной ответственности следовало привлечь и некоторых коллег Николая Инютина, которые также оказывали медицинскую помощь потерпевшему. Мы руководствовались выводами экспертов. До результатов экспертизы врачи находились в статусе свидетелей. Затем обвинение было предъявлено двоим: не только Николаю Инютину, но и хирургу, ныне покойному, Кирееву.
Так что я никоим образом не могу согласиться с точкой зрения, что Николай Евгеньевич просто оказался удобной для всех фигурой, «назначенной» на роль обвиняемого из­-за своей прежней, уже погашенной судимости. Слухи о том, что первоначально обвинение предъявлялось только хирургу, и лишь после его смерти — Николаю Инютину, не соответствуют действительности. На мой взгляд, действия этого врача — не единичная ошибка, а система.
Уже после того, как мы направили уголовное дело в суд, к нам обращалась женщина с устной жалобой на действия Николая Инютина. По ее словам, за нахождение в отделении реанимации ее мужа с нее требовали 100 тысяч рублей. И она была вынуждена перевести супруга в Калужскую областную больницу. Впрочем, официального заявления не поступало, так что говорить об этом как о состоявшемся факте мы не можем.
А в 2010 году мы проводили проверку по факту сокрытия от правоохранительных органов информации об огнестрельном ранении. В отделении реанимации больной с ранением печени находился три дня, при этом, в нарушение должностных инструкций, полицию врачи не уведомили. Все вскрылось только после того, как состояние пациента стало угрожающим. По результатам проверки было вынесено предостережение в адрес руководства КБ №8. И там тоже фигурировала фамилия Николая Инютина.

Руководитель Следственного отдела по Обнинску Следственного управления Следственного комитета РФ по Калужской области Александр Ларин

Рассказ о потерянном времени

Я всегда верила в правосудие. Но теперь, лично столкнувшись с этой системой, вижу — мой муж оказался на скамье подсудимых только потому, что уже привлекался к уголовной ответственности. Меня не оставляет ощущение абсурдности происходящего.
Я несколько лет проработала реанимационной медсестрой. И помню множество случаев, когда к нам поступали люди после бытовых ссор, закончившихся поножовщиной. Некоторых из пострадавших не удавалось спасти. Но никто и никогда не винил в их гибели врачей.
Естественно, мы с коллегами много раз обсуждали смерть пациента, которая дала основание обвинениям в адрес моего мужа. И сходились во мнениях — то, что мужчину привезли живым в приемный покой, просто чудо. Время было потеряно безвозвратно — драгоценные минуты утекли, он слишком долго пробыл без медицинской помощи в своей квартире.
Врачи «скорой» не останавливали кровотечение, поскольку оно уже состоялось. Слишком много крови пациент потерял до приезда бригады. Но при этом он находился в сознании, разговаривал с матерью, вел себя активно, сопротивлялся необходимым медицинским манипуляциям. Это, видимо, и ввело в заблуждение всех, кто принимал решение о госпитализации в отделение травматологии, а не в реанимацию. Предварительный диагноз был выставлен неверно: ранение мягких тканей бедра. Это чисто хирургический диагноз, он не является безусловным показанием для помещения в отделение реанимации.
Позднее его перевезли туда из «травмы» не потому, что оценили состояние как критическое. Речь шла о том, что медсестры не могли справиться с пациентом и поставить ему капельницы в вену. Уже в реанимации его состояние резко ухудшилось. Николай Инютин спасал больного сорок минут. Поверьте мне, это много, и он сделал все, что мог. И именно он оказался на скамье подсудимых. Разве это справедливо?
Я искренне сочувствую родным погибшего. Но разве станет им легче от того, что врач, который пытался его спасти, отправится в колонию? Почему бы не признаться честно — в смерти их близкого человека виновна жена, которая взяла в руки нож… При чем здесь медики?
Родственники умершего в процессе предъявили иск, в котором требуют взыскать с Николая Евгеньевича расходы на погребение. Я не понимаю, почему мой муж должен оплачивать памятник на могиле погибшего? По­-моему, это выглядит, как минимум, странно…
Сейчас мы заявили ходатайство о назначении еще одной медицинской экспертизы. С конкретными вопросами, которые помогут оценить роль каждого врача, принимавшего участие в лечении погибшего.
Это дело вскрыло системные недостатки и недочеты в оказании экстренной медицинской помощи. Да о чем говорить, если отделение реанимации не расширялось с момента основания города! При тридцати тысячах населения было шесть коек, сейчас, при ста тысячах — то же самое…
Да и работать скоро будет некому. Те, кто старается отправить моего мужа в колонию, не задумываются о том, что специалистов с нормальным опытом работы в городе практически не осталось…

Светлана Инютина-­Трифонова

Один за всех

Случай с хирургом Николаем Инютиным, которого привлекают к уголовной ответственности в связи со смертью пациента, не настолько однозначен, как кажется с первого взгляда.
В реанимации умер мужчина. Он получил удар ножом. Как говорится в статье, по которой Инютина привлекают к ответственности — в результате ненадлежащих исполнений должностных обязанностей. Я разбирался в данной ситуации, как рецензент от Клинической больницы №8.
Пьяный мужчина напал на свою жену, та ударила его ножом и попала в бедро. Врачей вызвали не сразу, а любой врач, имеющий опыт оказания помощи при повреждении сосудов, скажет, что здесь важна каждая минута: необходимо наложить жгут и ждать приезда скорой. В объяснительной доктора и фельдшера скорой помощи указывалось, что в квартире, куда их вызвали, повсюду была кровь — раненный человек, находящийся в состоянии алкогольного опьянения, бегал по квартире, пока у него давление не упало, и тогда уже его смогли отправить в больницу. Как потом показало вскрытие, сердце работало в малокровии — то есть крови в организме уже в нужном объеме не было, она вытекла…
Когда его привезли в приемный покой, рана не кровоточила (что тоже свидетельство значительной кровопотери до госпитализации), магистральная артерия повреждена не была, и осмотревший раненого врач Киреев написал, что повреждения сосудов нет. Анализы крови показали, что вязкость у нее нормальная. Дежурный травматолог, пригласивший врачей Киреева и Инютина для совместного осмотра, предложил госпитализировать раненого в отделение реанимации. Но Инютин, изучив анализ крови и заключения хирурга Киреева, решил не отправлять мужчину в реанимацию. Тем более, что тогда проходила замена коечного фонда в отделении реанимации — старые кровати разобраны. Раненого отправили в травматологическое отделение, поставили ему капельницу. Однако давление не повышалось, и вскоре стало ясно, что ситуация гораздо сложнее, чем предполагали врачи. В итоге спасти человека не удалось. Но можно ли обвинять в его смерти одного Инютина?
Прежде всего, нож, которым нанесли рану, находился в руках жены погибшего. И, наверное, не ударь она мужа, не попади в сосуд, и материала для уголовного дела не было бы.
Во­-вторых, я считаю, что у нас в больнице нет четкой организации работы. Реанимация всегда должна быть готова принимать больных, и коек должно быть столько, чтобы очереди на них не было. Только после этого случая в дежурной бригаде стали назначать ответственного, того, кто может принимать решения немедленно. Отдельного разговора заслуживает тема диагностики: при необходимости мы имеем право вызывать специалиста в приемный покой в любое время. Но пока его найдут, пока он доберется… Другой момент. Если поступившему в приемный покой больному необходимо сделать, например, УЗИ сосудов нижних конечностей, нужно, чтобы он оказался в больнице не позднее 16 часов. После этого времени врач уходит с работы. У нас есть компьютерный томограф в рентген-кабинете для исследований, которые могут оказаться решающими при оказании помощи при тяжелых черепно­-мозговых травмах. Но нагрузка на врача, который умеет им пользоваться, очень большая. Плюс наши ночные вызовы. Бывает, проще организовать приезд бригады врачей-­нейрохирургов из областной больницы — прибудут «по санавиации» и сразу проведут все необходимые исследования.
Возвращаясь к ситуации с Инютиным: мне, например, кажется не совсем правильным, что судьей был тот же человек, который однажды вынес обвинительный приговор врачу.

Врач­-травматолог Вячеслав Калюжный

А что Вы думаете по этому поводу?