Неопределенность

05.02.2014

Какие настроения преобладают сейчас среди обнинских ученых в связи с реформой Российской академии наук? Об этом «Новой среде» рассказал директор ВНИИСХРАЭ, академик Рудольф Михайлович Алексахин.

27 марта состоится первое заседание объединенной Российской Академии Наук, которая «поглотила» две отраслевые Академии — медицинскую и сельскохозяйственную. На нем должны принять новый устав, и тогда настанет хоть какая­-то ясность, чем и как будет заниматься «клуб ученых» — реформа РАН войдет в завершающую стадию.
Эти преобразования непосредственно касаются двух обнинских научных организаций — Геофизической службы Академии наук и ВНИИСХРАЭ, который ранее находился в составе сельскохозяйственной Академии. Теперь они перейдут под ведение недавно созданного ФАНО (Федерального агентства научных организаций). Люди, как правило, настороженно реагируют на любые преобразования, и ученые не исключение. Они хлебнули лиха в 90­-е годы, когда месяцами не получали зарплату. Да и сейчас не скажешь, что финансирование академической науки находится на достаточном уровне. Какие же надежды и страхи существуют в связи с проводимой реформой?
Корр. Какая основная проблема стоит перед вами в связи с реформой?

Рудольф Алексахин

Рудольф Алексахин

Алексахин. Мы испытываем чувство неопределенности. Каким образом будут управлять наукой при наличии двух ведомств? Академия наук сохраняется, но появилось ФАНО, которое можно сравнить с министерством. Агентство будет управлять финансами, кадрами, имуществом. Оно будет отдавать команды, ставить задачи и требовать их исполнения. А руководство Академией предполагает наблюдение над творческим созидательным процессом, идущим изнутри. Им нельзя управлять сверху командным окриком — это мое глубочайшее убеждение. Почему я так говорю? Я уже почти 25 лет возглавляю институт. За эти годы мы пережили этапы и министерского управления, и академического. Нельзя сказать, что одно хуже или лучше другого, это просто разные вещи. Министерство исповедовало командный стиль работы, а Академия давала нам большую творческую свободу и поддерживала наши инициативы. И сейчас нами овладело беспокойство — кто будет определять, что должен делать институт? Сейчас я подписываю по 200 документов в день, касающихся реформирования. Но мне, как директору, важно не только организовывать научный процесс, но и оставаться творчески полноценной личностью. Но, похоже, на творчество времени не будет — придется исполнять множество поручений агентства.
Корр. Каково ваше отношение к реформе?
Алексахин. Говорить о том, что реформа проходит некорректно, неверно. Преобразования нужны, потому что финансирование академической науки минимальное, и ученых это не устраивает. Мы ждали перемен, но их реализация вызывает большие раздумья. Главное, что нас волнует — как будет соотноситься деятельность Академии и ФАНО в управлении нашим институтом.
Корр. В чем смысл этой реформы, на ваш взгляд?
Алексахин. Нам объясняют, что смысл заключается в более рациональном использовании имущества академических институтов. По замыслу реформаторов, их действия должны повысить эффективность науки, чтобы освободить ученых от имущественных забот. Однако если все кадры, имущество и деньги отдать кому­-то, то мне непонятно, как делать науку без этих атрибутов. Это все равно что попросить ученого сделать фотографии, не дав ему фотоаппарат. Добьемся ли мы повышения эффективности науки, переведя академическое имущество в новое ведомство? На этот вопрос пока нет ответа.
Корр. ВНИИСХРАЭ располагает огромной территорией и несколькими зданиями, часть которых вы сдаете в аренду предпринимателям. Кто теперь будет пользоваться этой частью доходов?
В  связи с реформой ученые испытывают чувство неопределенности

В связи с реформой ученые испытывают чувство неопределенности

Алексахин. Это больной вопрос. Деньги, которые мы получали в качестве арендной платы, расходовались на науку. Мало того, благодаря арендаторам эти здания сохранились. Государство не выделяло средств на поддержание не используемых нами помещений. Все рассыпалось бы и развалилось. Мы тогда с полным правом могли бы сказать: нет денег — нет зданий. Но нашли арендаторов — и все помещения института находятся в приличном состоянии. Мы и дорогу к институту закатали в асфальт за свои деньги! И при этом нас еще упрекали в нерациональном использовании имущества! Как будет дальше — мы не знаем. Возможно, арендные деньги оставят институту. Или ФАНО заберет их себе для развития других наук, не радиологии, а, например, зоологии. Или в оффшор отправят.
Корр. Благодаря реформе вы стали академиком РАН?
Алексахин. Да, эта реформа в какой-­то степени приподняла мой статус. Но не может не смущать то, что нас назначили, а обычно это выборная должность. Поэтому я продолжаю подписываться как академик РАСХН.

А что Вы думаете по этому поводу?