Не опошлять жизнь грехом уныния

10 апреля в 18.00 на сцену Дома ученых выйдет автор несметного числа смешных четверостиший-­гариков Игорь Губерман. Предваряя свой визит в Обнинск, знаменитый писатель и поэт ответил на вопросы нашей газеты.
Корр. Игорь Миронович, следите ли вы за текущей российской словесностью? Каких современных авторов Вы дочитываете до конца, а кого из нынешних письменников не грех и перечитать?
Губерман. Да, слежу, я вообще в большей степени читатель, нежели писатель. Особенно люблю и читаю все издаваемые книги Акунина, Пелевина и Быкова. Много перечитываю Салтыкова­-Щедрина — он сегодня просто злободневен. Читаю все статьи Латыниной и Новодворской. Читаю все, что пишут Рубина и Улицкая. Очень жалко, что рано умер Дмитрий Горчев — вот, по­-моему, не успевший развиться огромный русский писатель.
Корр. Какое ваше любимое место в Библии?
Губерман. Вся «Книга Экклезиаста».
Корр. В вашей прозаической книге «Путеводитель по стране сионских мудрецов», написанной в соавторстве с Александром Окунем, есть место, где Вы пишете о библейском Соломоне как о человеке, наделенном талантом драматурга. Увидят ли читатели пьесы для театра, подписанные фамилией Губерман?
Губерман. Когда-­то я написал большую пьесу, но после прочтения ее друзьями утопил в помойном ведре.
Корр. Недавно я, с удивлением узнав, что Лев Толстой и Иван Тургенев хотели стреляться на дуэли, понял, что пути великих людей неисповедимы. Случалось ли вам в жизни пересекаться с великими людьми?
Губерман. Нет, мне не случилось пересекаться с великими людьми, хотя общение с Зиновием Гердтом, Давидом Самойловым и Юлием Кимом я смело отношу к такому виду жизненной удачи.
Корр. Полагаю, что вовсе не обязательно быть евреем, чтобы быть поклонником таланта Игоря Губермана. В каких странах ваши книги издают наибольшими тиражами?

Губерман. В России, разу­меется, я ведь чисто российский литератор или, как любят говорить различные куняевы — «русскоязычный».
Корр. Встречались ли вам переводы гариков на другие языки? Хотя очевидно, что они непереводимы и могут существовать только по-­русски.
Губерман. Делались попытки перевода на семь или восемь языков и, по­-моему, все неудачные. В Израиле вышли две книжки на иврите, а в Америке — маленькая книжка на английском. Вряд ли наша жизнь переводима.
Корр. По телевизору я однажды видел, как вы читали свои гарики в присутствии казенных VIP-персон. Помнится, что председатель Совета федераций Валентина Матвиенко смеялась громче и дольше всех. Действительно ли у «випов» так хорошо с чувством юмора?
Губерман. В присутствии важных казенных персон я никогда стихи не читал, ну, может, в зале как­-то затесались, я такого не помню. А что касается хохочущей Матвиенко, то это был, скорей всего, концерт Петросяна.
Корр. Почему вы никогда не жалуетесь на жизнь, ни в книгах, ни устно?
Губерман. На жизнь я действительно никогда не жалуюсь, ибо это такой прекрасный Божий дар, что просто грех опошлять его унынием.
Корр. Помнится, Александр Галич в своем «Петербургском романсе» про декабристов спрашивал: «Можешь выйти на площадь? Смеешь выйти на площадь?». Считаете ли гражданской доблестью «сходить» на Болотную площадь сегодня?
Губерман. Да, безусловно, это гражданская доблесть, особенно при ясном понимании, что весь этот протест напрасен.
Корр. Еще вопрос на злобу дня. Успели ли вы составить мнение о смерти Бориса Березовского?
Губерман. Лично я совершенно убежден, что это очень профессиональное убийство, слишком много жизненной энергии было в этом талантливом и многогрешном человеке.
Корр. Вопрос как к профессионалу. В какой жанр вы определите смену гражданства месье Депардье — комедия положений, фарс, гэг, клоунада?
Губерман. По-­моему, вся эта мельтешня — пошлый пиар, похожий на мыльный пузырь, раздутый газами местного гниения.
Корр. Узаконивание однополых браков — это нормально?
Губерман. Я, по счастью, так далек от этой темы, что не могу ответить однозначно.
Корр. Из какого сора родилась «Книга о вкусной и здоровой жизни»?
Губерман. «Книгу о вкусной и здоровой жизни» написал мой близкий друг художник Александр Окунь, он действительно большой гурман и повар, а я участвовал в ней только стишками.
Корр. Когда мужчине нужно начинать думать о смерти?
Губерман. Мне кажется, что думать о смерти все начинают в разном возрасте и в большой зависимости от ума, характера и всяких жизненных обстоятельств. По-­моему, помнить о смерти очень полезно для души и ума, а думать — вредно, но никуда не денешься.
Корр. Что такое время для Игоря Губермана?
Губерман. Это вопрос, слишком высокий для моей легкомысленной натуры. В тюрьме и лагере я часто слышал присказку, что дни тянутся медленно, а месяцы летят, и это очень справедливо. Время молодости и время старости весьма различны по своей скорости и по своей насыщенности. А что время — деньги, придумано людьми, мне заведомо несимпатичными. Обожаю тратить время бездумно и попусту, но никого к тому же не призываю.

WhiteSands Treatment Center